Как позвонить майклу джексону

Майкл Джексон: любовь и тайны Короля поп-музыки

29 августа исполняется 64 года со дня рождения самого загадочного и успешного поп-исполнителя XX века — Майкла Джексона.

---

Музыкальный благотворительный шоу-проект  МАЙКЛ ДЖЕКСОН В МОЕМ СЕРДЦЕ — это необычный проект, он всецело посвящен величайшему поп-исполнителю современности, легендарному Майклу Джексону, его творчеству и жизни, насыщенной до предела любовью и чувствами, слухами и домыслами, фанатичной преданностью поклонников и испепеляющей ненавистью недоброжелателей! Уже сегодня, при информационной поддержке газеты «Московский комсомолец» по всей России проходят премьерные показы шоу, всемерное  содействие продвижению которого оказывают Ла-Тойя Джексон, певец Витас и Филипп Киркоров и профессиональный Московский театр двойников «Дубль плюс».

Создатели проекта принципиально не использовали документальные кадры, все видео материалы, использованные в программе, были отсняты заново (роль Майкла исполнили его двойники), получился интересный художественный фильм. Именно он, а еще песня, посвященная поп-королю, клип на нее и концертная шоу-программа – составные части этого уникального, не имеющего аналогов представления. Авторы предлагают погрузиться в мир фантазий и музыки гениального артиста, рассказывают о детстве, юности и поре расцвета его самобытного таланта. Специально  были подобраны дети-актеры, не просто похожие внешне, но обладающие незаурядными вокальными данными певцы, великолепные танцоры и блистательные музыканты.

Это шоу, созданное поклонниками и для поклонников Майкла Джексона, коих в мире миллионы! В нем каждый номер – отдельное, интересное и красочное представление. Действие начинается по мановению волшебной палочки Питера Пена, и захватывает всех на нем присутствующих необыкновенной энергетикой, эффектностью и убедительностью  актерских перевоплощений, ведь на сцене юный Майкл, Чарли Чаплин, Майкл в современном образе, а так же Мэрилин Монро и Элвис Пресли! Более подробную информацию о музыкальном благотворительном шоу-проекте  «МАЙКЛ ДЖЕКСОН В МОЕМ СЕРДЦЕ» читайте на официальном сайте!

М. Джексон — фото и видео. Пригласить, заказать артиста на праздник:

Задать вопрос, оставить комментарий

По-моему, у нас этого еще не было, в любом случае интересные воспоминания. Спасибо NJL, которая выложила эту статью на myjackson.ru.

The Mail on Sunday. “The real manchild behind the mask.”

12-го марта 2001 “Воскресная Почта” опубликовала статью Джонатана Марголиса, который предыдущую неделю провел вместе с Майклом Джексоном во время его пребывания в Англии.
Телефон зазвонил в два часа ночи. Говорят, что среди ночи хуже неправильно набранного кем-то номера может быть только правильно набранный номер, потому что он неизбежно возвещает о трагедии. Как бы то ни было, в этом случае правильно набранный после полуночи телефонный номер принес самое замечательное предложение, о каком только может мечтать журналист. “Хочешь встретить Майкла Джексона в аэропорту Хитроу и провести с ним эту неделю?” – спросил меня знакомый американский голос. Звонившим был раввин Шмулей Ботек, мой друг, весьма активный деятель, который, в самом неожиданном для шоу-бизнеса сотрудничестве, стал для Майкла Джексона гуру, другом – а на прошлой неделе и партнером в основании детской благотворительной инициативы. Естественно, я принял предложение Шмулея и через несколько часов во второй раз за последние месяцы попал в тот водоворот, который представляет из себя жизнь 42-летнего певца, однажды названного Бобом Гелдофом “самым известным человеком на планете, помоги ему Господь”.

За кулисами одной из самых экстраординарных историй в мире знаменитостей я обнаруживал себя то слушающим Майкла, когда он в своей пижаме делал последние поправки в тексте своей Оксфордской речи; то пытающимся рассмешить его шуткой на заднем сиденье его автомобиля; то наблюдающим, как он делает один из самых эмоциональных телефонных звонков в его жизни по дороге в Западный Лондон.

Майкл Джексон направлялся в Англию, чтобы начать его благотворительную инициативу Heal The Kids, базирующуюся в США, речью в Оксфордском Университете, и чтобы быть шафером на свадьбе экстрасенса Ури Геллера – именно Геллер познакомил Джексона и Шмулея два года назад. Это был напряженный уик-энд для Шмулея. Давно запланированная поездка Майкла в последнюю минуту оказалась под угрозой – сначала он упал с лестницы и сломал две кости в ступне, потом случилась забастовка авиадиспетчеров, и наконец в Нью-Йорке разразилась снежная буря. Так что не только циники сомневались, что певец сможет появиться в Оксфорде. Раввин начинал заметно нервничать. Ему стоило почти года работы убедить Майкла выступить в Оксфорде вопреки мнению, что противоречивая репутация мегазвезды может вызвать недружелюбный прием со стороны оксфордских студентов. Но за несколько минут до того, как позвонить мне, рабби Шмулей получил подтверждение из Америки. Майкл Джексон в гипсе, ему больно, он на костылях, – но все же он вылетает из аэропорта Кеннеди.

В ноябре я провел неделю рядом с Майклом в Нью-Йорке, ради статьи для американского журнала. Теперь Шмулей хотел, чтобы я и далее был свидетелем происходящего и видел вблизи, как Джексон, который в этом месяце становится Специальным Детским Послом в ООН (как повелел его друг Нельсон Мандела), превращается из артиста в серьезную общественную фигуру – как надеются его влиятельные соратники.

Шмулей сделал это своей миссией – убедить мир, что дважды разведенный Майкл может быть необычным человеком во многом, но у него доброе сердце, он в основе своей невинный и невиновный человек, и его желание заставить взрослых быть вниматель-ными к нуждам детей заслуживает того, чтобы быть услышанным.

Итак, мы ехали в аэропорт в такси-малолитражке. Люди Майкла, группа крепких парней, разумеется, уже были на месте. Там были приземистые, молчаливые, бдительные американские охранники и водители, все англичане, имеющие опыт в перевозке знаменитостей в конвоях из “мерседесов” с тонированными стеклами и миниавтобусов. Там даже был фото-граф, который должен был снимать на видео и фото каждый шаг Майкла для его личного архива. Затем прибыла команда сопровождения в путешествии – молодой менеджер Майкла, его пожилой доктор-ливанец, чтобы следить за больной ногой звезды, плюс еще несколько бдительных и крепких мужчин. Обычно здесь бывает также няня детей Майкла, приятная, рассудительная леди средних лет, которая заботится о Принсе и его сестре Пэрис. (Так что армии из 12 нянек, о которых часто сообщается, не существует – няня всего одна.) Дети Майкла (оба от его второй жены, медсестры Дебби Роу) – это пара безупречного поведения, они неиспорченные и удивительно яркие. Их отец в этот раз решил не брать их в дорогу, потому что боялся, что их будут фотографировать, чего он очень боится после того, как сам он в детстве постоянно был преследуемым папарацци.

Пока Майкл и его люди проходили таможню, четыре автомобиля свиты расположились на парковке в аэропорту, там же, где люди высаживаются из своих такси, чтобы лететь куда-нибудь на выходные. К моему изумлению, на лице Майкла была черная шелковая маска – предмет, который я не видел на нем ни разу, ни в личном общении, ни когда мы ездили в Нью-Йорк, ни когда я встретился с ним в Японии несколько лет назад.

Я всегда говорил людям, что маска – это еще один миф, как и история с кислородной камерой, и слухи о том, что Майкл выбрасывает игрушки Принса и Пэрис после одного использования из-за боязни микробов, – я знаю, что и то, и другое неправда. Майкл рассказал мне на обеде в День Благодарения в доме Ботека в Нью-Джерси, что история с кислородной камерой началась с того, что он пошутил в разговоре с фотографом, когда забрался в камеру, которую купил для детского госпиталя, и вылез со словами: “Боже, будь у меня такая, я бы прожил до 150 лет”. Газета The Sun подхватила это, и на свет появился ярлык “Уэко Джеко”, который он ненавидит.

Физические страдания Майкла были очевидны в Хитроу. Он был подавлен и измучен, ковыляя на костылях и прилагая все усилия, чтобы держаться на ногах. Он был слишком сосредоточен просто на том, чтобы идти, и не смог поздороваться ни с кем, кроме Шмулея. К несчастью для меня, его костыли и вытянутая нога заняли предназначенное мне место в его машине, так что я ехал за его конвоем в лондонский отель Лэйнсборо вместе с 67-летним шофером Стэном, который возит Майкла с тех пор, как певец был еще подростком. Стэн просветил меня на предмет маски на лице. “Это ради фэнов и в основном ради прессы, — сказал он, посмеиваясь. – Эта маска гарантирует появление фотографий в завтрашних газетах. Не забывайте, что Майкл – шоумен”.

Возле черного хода отеля было множество фэнов, десятки их расположились на тротуаре, завернувшись в пластиковые мешки, чтобы увидеть хотя бы мельком своего идола. Когда Майкл устраивался в своем номере, я видел, как его оператор ходит вокруг толпы фэнов, которые плакали и кричали свои послания в объектив. Это было трогательно и вызывало тревогу в то же время. Наверху, в своем номере, Майкл встречался с доктором. Когда он появился, я не был уверен, что он хоть немного помнит, кто я такой. Однако он меня заметил и поприветствовал меня забавным военным салютом. Уж не знаю, узнал ли он меня на самом деле, но он очень убедительно постарался заставить меня думать, что узнал.

Из-за грима Майкла и его тихого, застенчивого поведения он кажется оторванным от действительности и непонимающим, что происходит вокруг него, однако он видит все на 360 градусов и редко что-нибудь пропускает. Конечно, все хотят знать, что на самом деле представляет из себя этот загадочный человек. С моей точки зрения, он похож на ребенка, он забавный, у него щедрая душа, он внимателен к другим, хотя и требователен, и безукоризненно вежлив.

Он также любит посплетничать, чего не ожидаешь, но никогда злонамеренно. У него, например, есть змея в шутку названная Мадонной, – но он всегда заботится о том, чтобы сказать, как высоко он ценит свою соперницу на место суперзвезды номер один. У него высокий голос с отчетливым западным акцентом, и хотя говорит он тихо и задумчиво, смеется он громко и часто, особенно над любой “физической” шуткой. Ему смешно, когда люди наталкиваются на что-нибудь или кидаются тортами. Он терпеть не может даже самые мягкие ругательства, и все время задает вопросы. Слушает он внимательно, смотрит на тебя без всякой подозрительности и тем, что сам говорит немного, подтверждает, что не пропускает ни слова. Что касается его внешности, не стану притворяться, будто полностью понимаю, почему он придерживается избранного имиджа, но я уверен, это имеет отношение к застенчивости и желанию спрятаться. Вблизи следы пластической хирургии очевидны, и похоже, что сейчас ему приходится справляться с естественным процессом старения. У меня нет причин не верить (и есть некоторые причины верить) в его утверждение, что он страдает от болезни, осветляющей кожу, и я знаю наверняка, что он гордится своим черным происхождением. Он сказал Джеки Онассис, которая помогала ему с его автобиографией “Moonwalk”, что он носил маску, чтобы спрятаться, а кроме того, известно, что его отец, знаменитый своей жесткостью и требовательностью Джозеф Джексон, постоянно говорил ему в детстве, что он отвратительный – довольно-таки страшное наследие. Майкл напоминает мне подростков, страдающих анорексией, которые никогда не довольны тем, что они видят в зеркале, и продолжают пытаться что-то с этим сделать.

Майкл хотел поспать несколько часов, и мы договорились, что увидимся с ним позже, когда Шмулей будет обсуждать с ним несколько вопросов, имеющих отношение к благотворительности. Мне вновь было позволено присутствовать при этом в качестве наблюдателя.

Когда Майкл и его наставник погрузились в обсуждение, в дверь постучали. Майкл спросил, не мог бы я открыть дверь. За ней оказался Макколей Калкин, который был в Лондоне, чтобы играть в пьесе в Вест Энде, а здесь – чтобы побыть с Майклом.

“Здорово, обезьянья башка”, — приветствовал Калкин своего друга. Понимаете ли вы отношение Майкла Джексона к Питеру Пэну или нет, но он искренен в этом и говорит, что ему не очень нравятся взрослые и не нравится быть одним из них – отсюда его дружба с бывшим ребенком-звездой Калкином, которому, как и ему самому, не хватало детства. Мы оставили Майкла и Макколея делать все, что бы они ни делали, а согласно одному таблоиду, это сидеть на кровати и смотреть детские фильмы.

Интересно, что когда дело касается Майкла, люди говорят, что их отталкивают сделанные в начале девяностых годов обвинения (оказавшиеся в конечном итоге беспочвенными и недоказанными) в совращении малолетних и то, что Майкл заключил соглашение на 18 миллионов, чтобы заставить обвинителя замолчать. Когда я указываю на то, что местный окружной прокурор после этого предложил людям выдвигать такие же обвинения и что никто этого не сделал, хотя это обещало немалые деньги, и не удивительно ли это, учитывая, что около 10 тысяч детей в год посещают дом Майкла, Нэверленд, люди начинают объяснять свою неприязнь тем неоспоримым фактом, что он выглядит несколько странно, — но, по-моему, это не такой уж тяжкий грех. Однако, возможно, что я уже слишком хорошо знаю Майкла после того времени, что провел с ним в Нью-Йорке.

Я видел, как он без устали работает над планированием Heal The Kids, которая “будет глобальной кампанией для убеждения взрослых с большей пользой проводить время вместе с их детьми”. Он делал это несмотря на то, что находился под давлением со стороны его звукозаписывающей компании, требующей от него заниматься записью его нового альбома.

Я видел, как он, добиваясь своего, беседует с детскими психологами, банкирами, писателями и важными персонами в обществе, видел его уверенным и непринужденным, когда он звонил посоветоваться с актером Дензелом Вашингтоном и Нельсоном Манделой, которого он попросил присоединиться к руководству Heal The Kids.

(“Я сделаю все, что ты хочешь, Майкл, — сказал Мандела. – Ты знаешь, как я уважаю тебя”.) Я также слышал Майкла на деловых встречах, где проявлялся другой человек – сосредоточенный, умеющий считать, имеющий деловую смекалку и воображение. У него множество планов на будущее, от приобретения собственности до смелых предприятий в издательстве и в индустрии развлечений.
И я был свидетелем того, до какой степени Джексон на самом деле предан детям. Старшая дочь Шмулея, Мушки, со слезами пожаловалась Майклу во время одного из его частых визитов в дом Ботеков, что в школе ее терроризирует один мальчик. Майкл пообещал, что проведет мирную конференцию, под его собственным руководством, куда пригласит родителей этого мальчика, чтобы уладить это дело. И это не было только обещанием. Целую неделю Майкл звонил Шмулею и Мушки каждый день, чтобы узнать, как проходит подготовка к этой встрече на высшем уровне. Когда же настал день встречи, Майкл обнаружил, что он совпал с его фотосессией для обложки нового альбома. И вместо того, чтобы перенести встречу, он начал фотосессию в пять утра, чтобы успеть всё. Увы, мальчик и его родители на конференцию не приехали.

Шмулей также рассказал мне – после того, как записал сотни часов интервью с Майклом для книги, которую они пишут вместе, — о страданиях Майкла из-за убийства Джеми Балджера в Мерсисайде. Майкл удивил свою оксфордскую аудиторию в прошлый вторник, упомянув об этом убийстве. Это упоминание было пропущено некоторыми мимо ушей как попытка придать яркую краску этой части выступления, но в действительности беспокойство Майкла об этой истории восходит еще к его первому браку с Лизой Мари Пресли, дочерью Элвиса. Они поругались во время путешествия в Лондон, споря о Джеми Балджере, когда Майкл возмутил свою жену, сказав, что он не только очень переживает за Джеми и его родителей, но и беспокоится за убийц Джеми, поскольку уверен, что у них было несчастное детство, — как и было на самом деле.

Майкл принципиально отказывается верить, что какой-нибудь ребенок может быть изначально злым. И даже прошлой осенью Майкл вновь спрашивал, что случилось с убийцами Джеми, и говорил о том, как бы он хотел написать им письмо, но не может и мечтать об этом, потому что его слава даст им повод чувствовать себя героями, а он знает, что это неприемлемо.

По словам Шмулея, Майкл был подавлен, когда понял, что его звездный статус иногда может быть помехой его миссии помогать детям. Я вновь присоединился к Майклу во вторник днем, в его номере, где он бегло просматривал свою оксфордскую речь, над которой он работал вместе со Шмулеем целую неделю. Из-за больной ноги Майкла они уже выбились из графика. Майкл настаивал на том, чтобы произносить свою речь стоя, и даже читал ее здесь так же, стоя, в своей полосатой серой пижаме с Микки Маусом на нагрудном кармане. Его сосредоточенность и внимание к деталям замечательны. Главным моментом речи был тот, где Майкл прощает своего отца. Там была строчка, где он рассказывал, что если “Джексон 5” выступали потрясающе, то Джозеф говорил, что они выступили хорошо, а если они выступали хорошо, то он говорил, что это было паршиво. “Знаете, — сказал Майкл. – Я не прав здесь. Он никогда не говорил, что это было паршиво, он просто не говорил ничего. Нужно быть честным”. Он умолк и некоторое время сидел, держа в руках тюльпан из вазы, погруженный в собственные мысли. Он изменил эту строчку, и это бесцветное “ничего” было тем самым словом, на котором он сорвался и плакал почти минуту. Некоторые подумали, что это напоказ, но я уверен, что это было совершенно искренне, и большинство оксфордских студентов вокруг меня тоже. Пока Майкл одевался и вновь встречался со своим врачом, часы продолжали убегать прочь, а я осматривал его номер. Повсюду были результаты похода Майкла по магазинам, где он оставил, как говорят, 2000 фунтов стерлингов. Майкл делал покупки в компании Маколея Калкина и хорошенькой блондинки, двадцатилетней студентки, дочери его друзей в Лондоне, которую Майкл знает с тех пор, как она была еще маленькой.

По всему номеру были разбросаны разные детские фильмы на DVD, видеоколлекция “Дикая природа с Дэвидом Аттенборо” и десятки CD, включая альбом The Beatles “1”, правами на который Майкл, естественно, обладает, и покупая его, платит сам себе. Мне пришло в голову, что неправильно думать, будто Майклу нравится общаться только с детьми, как это часто говорят. Ему нравится, когда вокруг него люди лет двадцати, которых он знает с самого их детства – и может, следовательно, им доверять, как этой милой студентке.

Прежде чем мы отправились, Майкл набрал себе фруктов на дорогу до Оксфорда (два яблока, банан, две сливы и апельсин) и лихорадочно запрыгал на костылях по номеру в поисках чего-нибудь для чтения, собрав стопку солидных журналов плюс копию каталога Королевской Академии, посвященного проходящей сейчас выставке “Гении Рима. 1592 — 1623” – подарок его подруги студентки. Мы забрались в машину вместе с менеджером, доктором, телохранителем и Шмулеем за час до того, как нам следовало быть на обеде в Оксфорде. Майкл держал книгу по искусству у себя на коленях, сидя на заднем сиденье вместе со мной и доктором, и говорил о живописи Ренессанса. Он объяснил, что Дайана Росс научила его многому о живописи, но что и его отец был также талантливым художником.

Именно рабби Шмулей предложил Майклу, когда мы проезжали по Кромвелл-Роад, позвонить его отцу в Лас-Вегас. “Ты выступаешь с речью, в которой прощаешь его. Я думаю, время пришло, Майкл”.
Майкл молча обдумывал эту идею всю дорогу до Хаммерсмита, а затем вдруг попросил чей-нибудь мобильный телефон и набрал номер. “Джозеф, — сказал он, пока мы ползли по Лондону в час пик. – Это я, Майкл. Я в Лондоне. Я в порядке, я сломал ногу и она сильно болит, но я просто хочу, чтобы ты знал, что я сейчас по дороге в Оксфордский Университет, чтобы произнести речь, и ты в ней упомянут… нет, нет, не беспокойся, очень положительно… конечно… как у тебя дела? Да… да, конечно, я буду. Я люблю тебя, папа, пока”. После того, как он сказал это, он долго смотрел в окно. “Знаете, — сказал он всем нам с улыбкой, — я произнес это впервые в жизни. Я не могу в это поверить”. Шмулей крепко обнял и поздравил его. И Майкл продолжил читать.

Это была удачная поездка, несмотря на пробки. Майкл пожаловался, что музыка, которую выбрал его менеджер для поездки, играет слишком громко. В какой-то момент на дороге М40 мы все молчали, и я сказал одну из тех шуток, которых лучше бы не говорить. “Скучновато становится, — сказал я. – Думаю, нам надо спеть песню. Здесь кто-нибудь умеет петь?”

Вообще-то подшучивать над знаменитостями не слишком умно, но атмосфера была настолько радостная и взволнованная, что я не смог удержаться. К моему удовольствию, Майкл имел щедрость громко засмеяться.

Мы всё больше опаздывали, и Майкл начал паниковать. Он хотел позвонить всем, кому доставил хлопоты своим опозданием. Зная, что звезды могут вообще не думать о таких вещах, трудно не удивиться его внимательности к людям.

Речь Майкла была невероятной. Мы знаем, что студенты, газеты и телевидение были потрясены ею, но мне была интересна реакция Тревора Битти, рекламного гуру, который тоже был в переполненном дискуссионном зале, оформленном в викторианском стиле, с бюстами британских премьер-министров Асквита и Гладстона. Битти является, вероятно, самым прославленным в Британии мастером рекламы, недавно он снимал ролики для ЮНИСЕФ с Манделой и работал с самыми разными людьми, от Мухаммеда Али до Тони Блэра, чью телерекламу для следующих выборов он как раз только что закончил снимать. Другими словами, Битти знает многое о том, как представлять людей публике. “Увиденное мною сегодня, подтверждает то, во что я всегда верил относительно Майкла, — сказал он. – Все эти теории о том, что он старается стать белым, упускают самое главное. Я уверен, для него важнее всего не быть таким, как его отец, и сегодня он избавился от призрака Джозефа и может начать все заново. Вот почему мне грустно, что до сих пор все были зациклены на таких вещах, как его внешность и его эксцентричность, и не обращали внимания на то, что творится у него в душе. Он выступил великолепно, с очевидной искренностью. Я восхищаюсь этим человеком как никогда”. Мы отправились на потрясающий, блистательный поздний обед на Бленхейм Палас, где я с изумлением наблюдал Ричарда Гранта, который сам звезда Голливуда, мучающегося тем, как ему подойти к Майклу: “То есть, как это обычно делают? Надо притвориться, что знаешь его, сказать “привет” и представиться, я просто не знаю”. А на следующий день была роскошная свадьба Геллера. Майкл снова опоздал (вновь неприятности с его ногой, увеличенные тем, что он поскользнулся – верите или нет – в магазинчике рыбных чипсов в Мэрилебоне). Люди очень жалели, что его нет, особенно из-за жены Ури, Ханны, но потом Майклу пришлось также отменить перелет на вертолете из усадьбы Геллера в гости к Джорджу Харрисону. С Харрисоном, сказал мне Майкл, он наиболее близок из “битлов”. Моя 11-летняя дочь поздоровалась с Майклом за руку и потом заявила, что он “совсем не такой страшный, как на фотографиях, на самом деле очень неплохо выглядит”.

Меня попросили станцевать под свадебным пологом вместе с Ури, Шмулеем и Дэвидом Блэйном, американским фокусником – а певец и танцор номер один в мире, Майкл Джексон, сидел в кресле в трех футах от нас и хлопал в ладоши. Заметив мои бегемотоподобные попытки попасть в ритм, Король Поп-Музыки подмигнул мне. Я не жду, что со мной подпишут контракт на съемки в его новом видеоклипе в ближайшее время. С другой стороны, он казался счастливым, как будто с его плеч был снят какой-то груз.

Источник

«Я такой же, как все. Порежусь — и пойдет кровь», — говорил Джексон. Он, конечно, скромничал — был совсем не таким, как все.

Джексон — самый титулованный музыкант в истории музыки. На его счету 23 мировых рекордов Гиннесса, 40 премий Billboard, 13 «Грэмми» и 26 — American Music Awards.

Майкл Джексон был большим фанатом Человека-паука. Когда Marvel Comics заявили о банкротстве в 1990-е годы, Майкл попытался купить компанию, чтобы получить право на экранизацию комиксов о Спайдермене — с собой в главной роли. Сделка Джексону не удалась.

Впрочем, Майкл был оптимистом и позже предпринял еще одну попытку сыграть супергероя, на этот раз из комикса о Людях Икс. Когда стало известно о запуске одноименной кинофраншизы, Джексон заявил, что не против стать Чарльзом Ксавье (он же профессор Икс). Увы, продюсеры проекта думали иначе, и роль ушла Патрику Стюарту.

Третьей и последней попыткой превратиться в киногероя был анонсированный в 1991 году проект «Полночный рыцарь». Предполагалось, что Майкл сыграет скромного парня, который после полуночи обретает суперспособности (как оригинально). Проект был частью миллиардной сделки Джексона с Sony Music. И тоже из этой затеи ничего не вышло.

Майкл Джексон был первым чернокожим артистом, появившимся на MTV: канал поставил в ротацию его клип на песню Billie Jean.

Любимой кухней Майкла была мексиканская.

Джозеф Джексон, отец Майкла, как известно, отличался, мягко говоря, оригинальным подходом к воспитанию детей. Например, чтобы приучить Майкла не оставлять окна на ночь открытыми, он надевал маску монстра и влезал в спальню к сыну со двора. В итоге Майкл долгое время уже во взрослом возрасте страдал от кошмаров.

После длительного периода затишья артист в середине нулевых планировал громкое и масштабное возвращение, причем масштабное в буквальном смысле слова. Одним из пунктов рекламной кампании был запуск 15-метрового робота — копии Джексона, который должен был ходить по пустыне Невада. Сделать это не удалось из-за отсутствия достаточных средств: робот обошелся бы слишком дорого.

Некоторые радиостанции в США отказывались крутить песни Джексона только на основании того, что он был чернокожим. Исключение составил хит Beat It, так как в ней партию гитары исполнил Эдди Ван Хален. Последний, кстати, поучаствовал в записи совершенно бесплатно.

Песня Billie Jean выросла из реальной истории: одна из фанаток преследовала Майкла, утверждая, что родила от него ребенка.

Выпущенный в 1997 году альбом Blood on the Dance Floor: HIStory in the Mix Майкл посвятил своему другу Элтону Джону, который помог ему справиться с зависимостью от приема болеутоляющих.

Знаменитые белые перчатки, которые носил Майкл, чтобы скрыть витилиго, для артиста делал тот же человек, что шил перчатки для Кейт Уинслет в фильме «Титаник».

Джексон и Фредди Меркьюри сотрудничали — плотно работали в студии. Записано, однако, было только три песни, хотя планы были более масштабными. Сотрудничество прекратилось по странной причине: Майкл настаивал на том, чтобы привести в студию свою любимую ламу, а Меркьюри категорически возражал.

Любимым мультяшным героем Джексона был Пиноккио.

Майкл Джексон не владел ни нотной грамотой, ни музыкальными инструментами. Каждую свою песню он заранее аранжировал у себя в голове, и, приходя на студию, напевал музыкантам все партии по отдельности, с точными нотами и ходами.

Знаменитая лунная походка впервые была продемонстрирована Джексоном на шоу по случаю 25-летия лейбла Motown. Концерт транслировался по ТВ, и сразу после его окончания знаменитый танцор Фред Астер позвонил в студию и выразил свое восхищение работой Майкла. Это произвело такое впечатление на Джексона, который был огромным фанатом Астера, что ему от волнения стало плохо.

Съемки видео на песню Beat It Майкл оплатил из собственного кармана. Лейбл CBS отказался продюсировать ролик, и Джексон вложил в производство $ 150 000. Среди прочего, для участия в проекте он пригласил 80 членов двух настоящих банд Лос-Анджелеса, а также 15 профессиональных танцоров.

Почти все братья-сестры Майкла нашли себя в музыке. Наибольшего успеха достигла Джанет, а меньше всех известна Ребби, самый старший ребенок в семье. Разумеется, Ребби тоже пыталась освоить шоу-бизнес, и, конечно, с помощью знаменитого брата. В 1984-м Майкл написал для нее песню Centipede, ставшую синглом. Песенка, несмотря на его авторство и узнаваемый голос на подпевках, довольно кисло прошла в чартах: в Штатах достигла 24-го места, в других странах и вовсе оказалась незамеченной. Ребби, однако, проявила упорство, взялась сочинять самостоятельно и в итоге в том же 1984-м выпустила целый альбом, названный Centipede. Ни помощь Майкла и других братьев, ни сотрудничество с Принсом не позволили пластинке стать успешной, увы. Старшая Джексон и тут не сдалась и во второй половине 1980-х регулярно, раз в год, выдавала по новому синглу. Последним ее релизом была вещица I’m Just Gonna Love You, записанная в 2012 году для переиздания дебютного альбома.

В день смерти Майкла 25 июня 2009 года почти одновременно зависли «Википедия» и Twitter — по причине перегрузки.

«Грэмми-2022»: итоги и победители музыкальной премии Читать

Леди Гага: метаморфозы королевы эпатажа Читать

«Оскар-2022»: победители и номинанты Читать

После того, как американскому писателю Полу Терукcу выпала редкая возможность побывать на сказочном ранчо Неверленд, ему позвонил Майкл Джексон. В этой статье, опубликованной летом 2009-го, Терукс вспоминает свой ночной разговор с Майклом о дружбе с Элизабет Тейлор, тяготах славы и библейских историях.

Сегодня в новостях, о боже, я услышал, что у Майкла Джексона случился сердечный приступ и он скончался в возрасте 50-ти лет. Я вспомнил долгий разговор, который состоялся между нами как-то в четыре часа утра, и свою поездку в Неверленд. Вначале был визит, разговор произошел несколькими неделями позже по телефону.

Неверленд — игрушечный город, полный карнавальных аттракционов и кукольных домиков, животных в зоопарке и чудесных садов, — раскинулся за величественными воротами у проселочной дороги в окрестностях Санта-Барбары. Ожидая у ворот, я рассматривал вывешенные на стене поста охраны причудливые портреты нежелательных гостей, порой напоминавшие полицейские снимки, с именами и подписями вроде: «Верит, что она замужем за мистером Джексоном», «Может быть вооружен», «Слонялся около ворот».

Дорога повела меня мимо скульптур играющих мальчишек и бегущих животных в натуральную величину, мимо искусственного озера и узкоколейной железной дороги — прямо к дому Майкла. Неверленд занял площадь в три тысячи акров, но лишь малая часть ранчо использовалась для проживания: только главный дом с темной черепицей и створчатыми окнами, да гостевой дом с тремя спальнями. Остальная территория была отведена под железнодорожную станцию «Кэтрин» (названную в честь матери Джексона), внушительный офис охраны, разнообразные развлекательные постройки, кинотеатр (со специальными кроватями вместо балконных кресел) и места, почти неописуемые словами, — одно из них с вигвамами, как у индейцев.

И конечно, растянувшийся на многие акры зоопарк Джексона с дикими животными. Жирафы были предсказуемо норовисты. В соседнем вольере раскачивался на своих толстых ногах Джипси — пятитонный угрюмый слон, которого Майклу подарила Элизабет Тейлор. Слоном, похоже, овладевало беспокойство, вызванное наступлением сезона половой охоты. «Не подходите к нему близко», — предупредил меня смотритель.

В питомнике для рептилий, с лягушками, по форме напоминавшими тарелки-фрисби, и толстыми питонами, кобра и гремучая змея демонстрировали свои ядовитые зубы через стекло аквариума, пытаясь меня укусить. Ламы плевались в меня, как свойственно ламам, и даже в обезьяннике крупная щетинистая большеротая обезьяна по кличке Эй-Джей плюнула мне в лицо, а орангутанг Патрик попытался вывихнуть мне руку. «И к ним тоже лучше не подходите».

В долине работали ярмарочные аттракционы: Морской Дракон, машинки Неверленда — мигали огни, звучала музыка, но никого не было. На карусели играла песня Майкла “Childhood” («Видел ли кто-нибудь мое детство?»). Музыка доносилась даже с газонов и цветочных клумб: колонки были замаскированы под большие серые камни и звенели песнями из мюзиклов, заполняя долину бесконечными мелодиями и заглушая щебетание диких птиц. Посреди всего этого был установлен огромный экран, размером подходящий для кинотеатра под открытым небом, по которому шел мультфильм: два безумных создания, жалко крякающих друг на друга, — все это очень ярко, на фоне безоблачного калифорнийского заката, и ни единой души вокруг.

Позднее в тот день мы вместе с Элизабет Тейлор (я приезжал в Неверленд, чтобы взять у нее интервью) сели в вертолет и облетели долину. То, что я ясно слышал мисс Тейлор сквозь шум винта, многое говорит о ее знаменитом голосе. Зажав в руках свою болонку по кличке Шугар, сквозь громкое «як-як-як» титановых лопастей винта он закричала по-девически умоляюще и пронзительно: «Пол, скажи пилоту сделать еще один круг, чтобы мы осмотрели все ранчо!»

Мне даже не потребовалось передавать сообщение — ее голос прорезался к пилоту прямо через звукопоглощающие наушники. Он поднял нас достаточно высоко, так что Неверленд в свете персикового заката стал казаться еще более игрушечным.

«Вот это — беседка, где обручились мы с Ларри (Фортенски, ее седьмым мужем)», — сказала Элизабет, с иронией покачав головой. Шугар моргала через красиво причесанную челочку, чем-то напоминавшую белые волосы самой Элизабет. «Разве железнодорожная станция не прелестна? А вон там мы с Майклом устраиваем пикники, — она указала на заросли на холме. — Можно еще один круг?»

Долина медленно вращалась под нами, и тени удлинялись в розовато-золотом закатном свете.

Несмотря на то, что дождя не было уже несколько месяцев, газон, орошаемый подземными спринклерами, был сочно-зеленым. Там и сям, словно игрушечные солдатики, местность патрулировали охранники в униформе — некоторые пешком, другие на гольф-мобилях. Кто-то нес караульную службу на часах — Неверленд был еще и крепостью.

— А для чего нужна железнодорожная станция? — спросил я.

— Для больных детей.

— А все эти карусели?

— Для больных детей.

— Посмотрите-ка на эти тенты… — тогда я впервые увидел вигвамы, спрятанные в роще.

— Это индейская деревня. Больные детишки ее обожают.

С такой высоты я увидел, что эта долина трудолюбиво воссозданного детского счастья была наполнена большим количеством статуй, чем было видно с земли. Вдоль дорожек из гравия и трасс для гольф-мобилей расположились прелестные бронзовые флейтисты, ряды благодарных улыбающихся детей, группки держащихся за руки малышей — некоторые с банджо, некоторые с удочками. Были и большие бронзовые статуи: в центре кругового проезда напротив дома Майкла возвышалась 30-футовая статуя Меркурия, бога торговли в крылатом шлеме и с кадуцеем, балансирующего на одном мыске. Последний сентиментальный луч солнца освещал его большие бронзовые ягодицы, делая их похожими на булочку с маслом.

Дом в Неверленде был полон картин, многие из которых изображали Майкла в полный рост в героических позах и замысловатых костюмах: плащ, меч, гофрированный воротник, корона. Остальные картины служили своего рода примером одержимости иконографией: изображения Элизабет Тейлор, Мэрилин Монро и Чарли Чаплина, а с ними Микки Мауса и Питера Пена — всех их Майкл в какие-то моменты своей не столько жизни, сколько череды метаморфоз по-своему напоминал.

— Так значит вы — Венди, а Майкл — Питер? — спросил я позже Элизабет Тейлор.

— Да, да. Такое между нами волшебство.

Дружба началась, когда Майкл ни с того ни с сего предложил ей билеты на один из концертов своего Victory-тура, и она попросила 14 билетов. Но места были в застекленной VIP-ложе, находившейся так далеко от сцены, что «с таким же успехом можно было посмотреть концерт по телевизору». Вместо того чтобы остаться, Элизабет увела всю свою многочисленную свиту домой.

Узнав, что она так рано покинула концерт, Майкл позвонил ей на следующий день в слезах, извиняясь за плохие места. Он остался на линии, и они проговорили два часа. А потом они стали разговаривать каждый день. Шли недели, звонки продолжались. Шли месяцы. «Правда, мы узнали друг друга по телефону, за три месяца».

Как-то Майкл предложил заехать в гости. Элизабет согласилась. «А можно взять с собой шимпанзе?» — спросил Майкл. Элизабет ответила: «Конечно, я люблю животных». И Майкл пришел за ручку с шимпанзе Бабблзом.

— С тех пор мы неразлучны, — сказала Элизабет.

— Вы часто видитесь с Майклом?

— Чаще, чем думают люди, и даже чаще, чем кажется мне самой.

Надев костюмы для маскировки, они ходили в кино в Лос-Анджелесе — смотрели фильмы, сидя на задних рядах и держась за руки. Прежде, чем я успел сформулировать более конкретный вопрос, она объяснила: «Я люблю его. В нем есть ранимость, которая заставляет относиться к нему с еще большей нежностью. Мы так замечательно проводим вместе время! Просто играя».

Или разыгрывая роли: она — Венди, он — Питер. В холле ее дома висит большой портрет Майкла с подписью «Моей истинной любимой, Элизабет. Я буду любить тебя всегда. Майкл».

Она подарила ему живого слона. Доктор Арни Кляйн, его дерматолог, показал мне фото со дня рождения в Лас-Вегасе, на котором бледный как мел Майкл преподносит Элизабет подарок — украшение в форме слона размером с футбольный мяч, покрытое драгоценностями.

То, что началось между ними как дружба, переросло в ситуацию, когда Элизабет стала практически единственной его защитницей.

— А как насчет его… — я попытался выудить нужное слово, — эксцентричности? Вас это не волнует?

— Он волшебный. А я думаю, все по-настоящему волшебные люди должны обладать неподдельной эксцентричностью.

Ее сознание не допускает ни малейшей толики негатива по отношению к тому, кого называют «Джеко». «Он один из самых любящих, милейших и искренних людей, которых я любила. Он навеки в моем сердце. Мы на все готовы ради друг друга».

Элизабет, богатая и знаменитая с детства, материально обеспечивавшая своих родителей с 9-ти лет, говорит, что легко сошлась с Майклом — таким же ребенком-звездой, который был лишен детства и пережил жестокость отца. В Неверленде есть паровоз «Кэтрин» и «улица Кэтрин», но нет «улицы Джозефа» — нет ничего, что носило бы имя отца.

«Он поговорит с вами, если его я попрошу», — пообещала мне Элизабет. И, как и было условлено, Майкл позвонил мне однажды утром в 4 часа. Не было никакого представления от секретаря, вроде «Мистер Джексон на линии». В ту неделю заголовки таблоидов в супермаркетах гласили: «Джеко близок к самоубийству», «Джеко в психушке», а одна южноафриканская газета писала: «Чокнутый Джеко, Король поп-музыки, замечен на яхте с 13-летним мальчиком». На самом же деле он был в Нью-Йорке, записывал новый альбом. Это случилось 10 лет назад (в 1999 г. – прим. пер.).

Зазвонил телефон, и я услышал в трубке: «Это Майкл Джексон». Голос был с придыханием, мальчишеский, осторожный, но с пробивавшейся за неуверенностью энергией и предупредительностью, — совсем не похожий на голос 40-летнего мужчины. В противоположность мелодичному звучанию слова обладали весом — будто слепой ребенок давал мне указания в темноте.

— Как бы вы описали Элизабет? — спросил я.

— Она словно теплое уютное одеяло, в которое я люблю кутаться. Я могу довериться ей, я ей верю. А в моем бизнесе никому доверять нельзя.

— Почему?

— Потому что не знаешь, кто твой друг. Потому что когда ты так популярен, вокруг много людей. Но при этом ты изолирован. Становясь успешным, ты становишься узником. Ты не можешь выйти на улицу и делать обычные вещи. Люди постоянно следят за твоими действиями.

— Вы испытывали это на себе?

— О, неоднократно! Люди пытаются подсмотреть, что ты читаешь, что ты покупаешь. Они хотят знать все. Внизу всегда поджидают папарацци. Они вторгаются в мою личную жизнь. Они искажают факты. Они — мой ночной кошмар. А Элизабет меня любит, по-настоящему любит.

— Я сказал ей, что она — Венди, а вы — Питер.

— Но Элизабет мне еще и как мать, и даже больше. Она мой друг. Она мать Тереза, принцесса Диана, королева Англии и Венди. Мы с ней устраиваем замечательные пикники. Быть с ней рядом просто чудесно. С ней я по-настоящему спокоен, потому что мы прожили похожие жизни и пережили одинаковый опыт.

— Какой именно?

— Великую трагедию детей-звезд. Нам нравятся одни те же вещи: цирки, парки развлечений, животные.

И, конечно, схожую по масштабам славу и изоляцию.

— Она вынуждает людей на странные поступки. Многим знаменитостям она затуманивает сознание — они просто не могут с ней справиться. После концертов ты в зените мироздания — ты не можешь заснуть. Два часа утра, а ты глаз не сомкнул. Когда уходишь со сцены, тебя переполняет адреналин.

— Как вы с этим справляетесь?

— Я смотрю мультфильмы. Я люблю мультфильмы. Играю в видеоигры. Иногда читаю.

— То есть вы читаете книги?

— Да, мне нравятся повести.

— Чьи-то выделяете особенно?

— Сомерсет Моэм, — ответил он, не задумываясь. А потом, делая паузу после каждого имени, добавил: — Уитмен, Хемингуэй, Твен.

— А видеоигры какие?

— Мне нравятся X-Man, Пинбол, Парк Юрского Периода. И еще игры на основе боевых искусств — Мортал Комбат.

— Я попробовал несколько видеоигр в Неверленде, — сказал я. – Одна была просто потрясающая — называлась Beast Buster.

— О да, она классная. Все игры я выбираю сам. Конкретно эта, может быть, чересчур жестокая. Некоторые игры я беру с собой в туры.

— Как же вы это делаете? Ведь игровые автоматы очень большие.

— Мы путешествуем на двух грузовых самолетах.

— Писали ли вы когда-нибудь песни с мыслями об Элизабет?

— “Childhood”.

— Это та, в которой поется “Has anyone seen my childhood”?

— Да, там поется, — и он мелодично напел: — “Before you judge me, try to…” — и далее по тексту.

— Не эта ли мелодия играет на карусели в Неверленде?

— Да! Да! – радостно подтвердил он.

Он начал рассказывать мне о детстве, о том, что он, как и Элизабет, в детстве содержал свою семью.

— Я был ребенком, но уже обеспечивал семью. Деньги забирал отец. Часть из них откладывалась для меня, но большая часть уходила на нужды семьи. Я работал непрерывно.

— Получается, что у вас не было детства — вы были лишены его. Если бы вы могли прожить жизнь заново, как бы вы ее изменили?

— Несмотря на то, что я многое упустил, я бы ничего не стал менять.

— Я слышу ваших детишек на заднем плане. — Слышалось отчетливое бульканье, как будто через сливное отверстие уходила вода. — Если бы они захотели стать артистами и пойти вашей дорогой, что бы вы на это сказали?

— Они вправе делать все, что захотят. Если они выберут такой путь, я не буду возражать.

— В чем вы хотите вырастить их иначе, чем воспитывали вас?

— В большей радости, в большей любви, не так изолированно.

— Элизабет говорит, что ей больно оглядываться на свою жизнь. А вам?

— Нет, если говорить об обозрении всей жизни, а не каких-то отдельных моментов.

Его непрямая, отчасти книжная манера выражаться удивила меня — еще один сюрприз от Майкла Джексона. Я обратил на это внимание при его словах о «затуманивании сознания» и «зените мироздания». Я уточнил:

— Что вы имеете в виду, говоря об «обозрении»?

— Например, детство. На это я свободно могу оглядываться. На линию моего детства.

— Но ведь в детстве есть период, когда чувствуешь особенную незащищенность. Вы это ощущали? Элизабет говорила мне, что чувствовала себя собственностью киностудии.

— Иногда нам приходилось ехать на выступление поздно ночью — в три часа утра. Отец заставлял нас. Он будил нас. Мне тогда было семь или восемь лет. Мы играли в клубах и на частных вечеринках у кого-то дома. — Майкл добавил, что это бывало в Чикаго, Нью-Йорке, Индиане, Филадельфии — по всей стране. — Я спал и слышал, как отец кричал: «Вставайте, пора на концерт!»

— Но выходя на сцену, вы испытывали радостный трепет?

— Да, я обожал сцену, обожал выступать.

— А как насчет оборотной стороны бизнеса? Вы чувствовали себя неловко, если кто-то подходил к вам после концерта?

— Мне это не нравилось. Мне никогда не нравился контакт с людьми. Даже сейчас я ненавижу это — встречаться с людьми после концерта. Я тушуюсь при этом. Не знаю, что говорить в такой ситуации.

— Но при этом вы дали то интервью Опре?

— С Опрой было трудно. Потому что это было на ТВ, а телевидение — не моя стихия. Я понимаю, что в этот момент все смотрят и оценивают. Это тяжело.

— Это чувство, что вы находитесь «под лупой», появилось недавно?

— Нет, — уверено ответил он. — Я всегда это чувствовал.

— Даже когда вам было семь-восемь лет?

— Да, я никогда не любил этого.

— Наверное, именно поэтому процесс знакомства с Элизабет по телефону в течение двух или трех месяцев был для вас идеальным вариантом? Или телефонное интервью, как сейчас.

— Да.

В какой-то момент, когда Майкл упомянул о «потерянном детстве», я вспомнил вслух цитату Джорджа Уильяма Расселла «В потерянном детстве Иуды был предан Иисус» и услышал на другом конце линии удивленное «вау». Майкл попросил меня объяснить, что означали эти слова, и когда я объяснил, он побудил меня развить тему. Какое детство было у Иуды? Что с ним произошло? Где он жил? Кого знал?

Я рассказал ему, что Иуда был рыжеволосым, что он был казначеем у апостолов и, вероятно, являлся сикарием — членом радикальной еврейской группировки, а также что, возможно, он не повесился, а каким-то образом взорвался («…бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился» (Мф.27:5); «…и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его» (Деян.1:18) — прим. пер.).

Еще двадцать минут библейских апокрифов и разговоров о потерянном детстве Иуды с Майклом Джексоном — и снова шепот: «Вау».

Пол Терукс
Перевод: [email protected], morinen
Статья опубликована на сайте telegraph.co.uk 27 июня 2009.